Если вы когда-либо имели отношение к работе в лагере, значит, вам знакома не совсем обычная форма времяисчисления: ваше лето делится не на месяцы, а на смены. У кого-то по 20 дней, но чаще все же по 12-13 – так называемые «двухнедельки» прижились почти во всех лагерях Подмосковья, да и в других регионах тоже. Итак, тринадцать дней лагерной смены, чрезвычайно ярких и долгих в сравнении с привычными буднями, полных приключений и веселья. Какие из них запоминаются больше всего? Может, первый – день заезда, новых знакомств и предвкушения волшебства? Этот день всегда с нетерпением ждут и дети, и вожатые, и нередко именно от него зависит вся остальная смена. Или нет, возможно, самый запоминающийся день – последний? Смена прожита, автобус вот-вот покажется у лагерных ворот, и все вокруг не скрывают слез и долго-долго обнимаются, стараясь удержать в этих объятиях последнюю частичку летней беззаботности. Конечно, я отдаю должное и первому, и второму варианту, и все же для меня самым важным днем каждой смены является предпоследний – день накануне отъезда.

Я просыпаюсь чуть раньше будильника и пару минут смотрю в окно. На улице пасмурно, листья на деревьях подернуты глянцем после ночного дождя. Синоптики обещали солнечную погоду, но как всегда немного промахнулись. Мои напарницы еще спят, и я отправляюсь будить детей. К моему удивлению, почти все они уже тоже встали и по привычке столпились у стенда, где должны висеть листки для записи на кружки. Но сегодня кружков нет, вместо них вечером гала-концерт. Я смотрю на заспанные лица детей и вижу в их глазах что-то до боли знакомое – едва заметный след тоски и тревоги: неужели смена кончается? Какими будут эти последние общие сутки? Я стараюсь не подхватывать их меланхоличную волну, а потому принимаюсь шутить и всячески поднимать отрядное настроение. К счастью, общих приколов и фишек за смену у нас накопилось немало. Тут и напарницы приходят – самое время выдвигаться на завтрак.

Завтрак стоит того, чтобы хоть раз за смену проснуться вовремя: умновские блинчики – о, это нечто. Вы можете быть сколь угодно опытным гурманом, гуру десертов, маэстро всех мыслимых и немыслимых кухонь, можете иметь собственную блинную и хоть каждое утро готовить пару кило отменных панкейков. Просто поверьте мне на слово, что умновские блинчики вам не переплюнуть. Их ждешь как первую любовь, как заветное письмо из дальнего города, как автомат по нелюбимому предмету. И вот ты открываешь вожатский диалог и в ответ на вопрос «А что на завтрак» с гордостью пишешь «Блинчики!», понимая, сколько радости даришь своему педсоставу в это мгновение.

Дети, разумеется, тоже крайне рады наличию блинов, но несколько огорчены тем, что по две добавки на каждого – это перебор. За ближайшим ко мне столиком улавливаю обрывки разговора. Девчонки явно обсуждают кого-то из парней соседнего отряда, но половина слов мне совершенно не ясна. Почему-то в последнее время все дети из средних отрядов заразились тиктоковским сленгом, и порой понимать их речь становится действительно трудно. Никогда бы не подумала, что после короткого разговора, который на 90% состоит из слов «краш», «кринж», «не ну это рек» и «чеееек», я почувствую себя реально старой в 19. После нескольких уточняющих вопросов, продираясь сквозь неловкое хихиканье, выясняю у девочек, что сегодня одна из подружек наконец-то пригласит своего «краша» на медляк. Что ж, желаю ей не тушеваться и предлагаю написать ему сопроводительное письмо через дилижанс.

Лагерная почта достойна отдельного упоминания. В день гала-концерта и последней дискотеки в административном корпусе появляется маленький красный контейнер для почты. С утра каждый участник смены, от первого до последнего отряда, включая всех преподавателей и организаторов, получается заветный номер. Списки всех номеров длинными лентами свисают вдоль колонны, под которой и стоит почтовый ящик. Любой желающий может написать анонимное или подписанное послание, указав на своем письме кодовый номер адресата. Мой отряд уже толпится вокруг ящичка, испещряя мелким почерком разноцветные листочки величиной с обертку от конфеты. Кто-то запасливо прихватил тетрадный лист покрупнее, а кто-то тоскливо стоит в сторонке в ожидании свободной ручки или карандаша. Я громко напоминаю ребятам о том, что пора прерваться: начинаются занятия. Сегодня у всех итоговые тесты, поэтому большая часть отряда волнуется и с завистью смотрит на детей с направления «Театр». Те вчера отыграли спектакль и уже не заботятся ни о чем. Театралы гордой походкой отправляются в зал, и я иду следом. Нам предстоит просмотр записи вчерашнего спектакля, подведение итогов, обсуждение того, что творилось за кулисами и много-много смеха.

Тихий час – самое ценное время любого дня. Все мы давно привыкли к тому, что тихим он бывает крайне редко, поскольку на насыщенных сменах это единственное время, когда можно что-то доделать, поставить, отрепетировать и привести в порядок. Тихий час предпоследнего дня – время не только ценное, но и очень особенное. Это ваша последняя возможность создать что-то с отрядом. Номер на гала-концерт, который каждый из вас потом еще сотню раз пересмотрит, покажет маме и друзьям, выложит на страничку в соц.сети и освободит для него местечко в собственном сердце. Мы с детьми делаем танец их любимую песню. Сейчас на репетиции все веселятся и дурачатся, но я знаю, что уже через несколько они будут танцевать с мокрыми глазами. А из вожатской тем временем приходит первая порция почты, и девочки жадно хватают листочки со своими номерами в надежде найти среди них послание от «того самого». Одна находит, остальные бурно радуются и обсуждают. Я с улыбкой вспоминаю, как находила похожие записки лет шесть назад, когда сама была немногим старше их.

И вот он, долгожданный момент: гала-концерт начинается после полдника. В актовом зале собираются дети. Мы смотрим номер за номером, и слезы все отчетливее подступают к краешкам глаз. Все-таки есть что-то непостижимое в этом воздухе, которым наполняется зал во время гала-концерта. Он пропитывается любовью и щемящей искренностью, на которую способны только дети. И я стараюсь наполнить легкие этим воздухом до предела, надышаться им вволю, чтобы хватило на весь будущий год. Мои дети плачут и улыбаются, вытирают слезы рукавами и не перестают обнимать и меня, и друг друга, и своих друзей из соседних отрядов.

Я немного завидую им, потому что знаю, что только в детстве такие моменты ощущаются по-настоящему живо и полно. Как бы там ни было, а вожатые притираются и привыкают отпускать своих детей, даже самых любимых, которых знают не первый год. Для нас это важная, но все же не более чем часть нашей работы. Когда отметка на счетчике отработанных смен становится двухзначной, сентиментальность уступает место простой доброте. Но для детей этот миг всегда наступает словно впервые, и поэтому они вытирают зареванные глаза рукавами. И мне хочется верить, что они запомнят это чувство и пронесут его сквозь года до самой старости, когда их внуки, может быть, будут так же выходить из лагерного актового зала и шмыгать носами.

Последняя дискотека смены пролетает незаметно: все любимые треки прозвучали как один, ноги оттоптаны, голоса немного охрипли. Несколько ребят из моего отряда обнимаются в парочках на медленном танце. Остальные образовали большой круг, в центре которого я и мой друг – вожатый другого отряда. Мы корчим рожу неудовольствия и под радостное улюлюканье детей начинаем притворно вальсировать в пределах круга. А затем начинается моя любимая часть – обнимашки. Передо мной выстраивается очередь из горящих глаз и крепко сжатых пальцев, держащих разноцветные ниточки. Каждый из них подходит и завязывает ее на мою «осьминожку». Столько же добрых слов о себе я слышу, пожалуй, только в день рождения. Мои маленькие чуда (большинство из них на голову выше меня) крепко обвивают мою шею руками и по несколько минут не хотят отпускать. За этот вечер я отдаю им столько любви и тепла, сколько обычно разделяю лишь с самыми близкими.

И вот мы уже сидим на последней свечке и не можем понять – как же этот день и вся эта смена пролетели так быстро? А день и правда был замечательный: пасмурный, но теплый, немножко печальный, но очень веселый. И мы обещаем друг другу обязательно вернуться, чтобы вновь пережить еще один такой день следующим летом.